Было лето 1917 года. День выдался жаркий, в небе дрожало марево. Ветер словно заплутал и густых сосновых лесах и, устав бродить по горам, спрятался от жаркого солнышка в чаще леса.
В церкви шла вечерняя служба. Батюшка размеренно махал кадилом, поглядывая на склоненные головы в белых платочках. — Ишь, одни бабы, — сердито подумал батюшка. — Мужиков-то почти нет. Мда, распустилась паства, в Божий час работу правят. Надо на исповеди построже спросить, да епитимью на одного-другого наложить, чтоб остальным неповадно было.
В окно бился и громко жужжал залетевший в открытую дверь храма шмель. — Миром Господу помолимся! — провозгласил батюшка. Вдруг раздался громкий топот сапог о чугунные плиты пола и в церковь вбежал запыхавшийся, серый от страха и пыли мужик. — Православные, — осевшим голосом закричал он, испуганно таращась на батюшку, — гору прорвало!» — Чего мелешь! — хотел одёрнуть батюшка, но мужик развернулся и бегом выбежал из церкви.
Его страх передался всем собравшимся, и люди толпой ринулись к выходу. Батюшка истово перекрестился: — Господи, какое ещё испытание нам уготовил, — и, подхватив рясу, побежал вслед за людьми. Из кагинской горы Плешинки бил высоко вверх фонтан кипящей воды. Вокруг уже собралось полдеревни народа. Громко орал чей-то малец, по неосторожности подошедший к фонтану слишком близко и ошпарившийся кипятком. Причитали испуганные бабы, тихо переговаривались мужики, глядя, как горячей водой размывает землю.
— Не к добру-то, — решили все. Село испуганно притихло: не мычали коровы, не орали петухи. Не играли в тот вечер гармошки на улицах и не пели девки озорных частушек. Старики качали седыми головами — не к добру это! Стояло лето 1917 года…